ЭЛЕОНОРА ИОФФЕ-КЕМППАЙНЕН

А вот как описывает эти события сам Маннергейм;
"28 июля президент Рюти прибыл в ставку в сопровождении министров Вальдена и Таннера, чтобы объявить мне о своем намерении подать в отставку. И президент, и оба министра уговаривали меня на избрание главой государства. На сей раз я счел своим долгом испить эту чашу. Другие варианты - вновь учредить должность регента или получить пожизненные президентские полномочия - я отклонил. Поскольку я был болен и вконец выдохся под многолетним грузом работы и тяжкой ответственности, я чрезвычайно неохотно согласился на новую обременительную должность. Согласился лишь для того, чтобы вывести страну из войны, и твердым решением моим было отойти от дел тотчас же, как цель будет достигнута".(3)
          Итак, маршал Маннергейм, главнокомандующий, руководивший финскими вооруженными силами в обеих войнах - Зимней 1939-1940 гг. и в "войне-продолжении" (как называют финны войну 1941-1944 гг.),- несмотря на преклонный возраст и болезни, оказывается единственным человеком, который может спасти страну от советской оккупации. Президент Ристо Рюти вынужден выйти в отставку.
          Что-то подобное уже было - 25 лет назад, в декабре 1918 года, когда отошедшего или, уволенного от дел Маннергейма срочно призвали на пост регента Финляндии, чтобы спасти ситуацию: и тогда кризис был связан с финско-русскими и финско-германскими отношениями; и все то же Маннергейм оказался единственно возможным в тот момент кандидатом на роль главы государства.
          ..В конце 1917 года пятидесятилетний генерал-лейтенант Густав Маннергейм, без малого 30 лет служивший верой и правдой русской монархии, вернулся на родину. Он едва унес ноги от большевиков и не имел ничего, кроме личного багажа и боевого опыта, приобретенного в двух войнах (русско-японской и первой мировой). В Финляндии он был известен лишь в узком кругу шведоязычной элиты. Через месяц его знала вся страна. Пытаясь проследить путь Маннергейма на военном и политическом поприще, мы не должны упускать из виду, что он был генерал русской армии и аристократ. Аристократизм его проявлялся и в манере держаться ("осанка выражает состояние души", говаривал он), и его внимательном отношении к подчиненным: он помнил имена и фамилии многих рядовых, откуда они родом, есть ли семья и т.д. Слово "рыцарский" часто встречалось в его обиходном словаре и было не риторической фигурой, но нравственной категорией: все, что преподносила ему судьба, он принимал с исключительным самообладанием и ни разу "не потерял лица".
"CANDIDA PRO CAUSA ENSE CANDIDA"   ("За чистое дело - чистым оружием") - таков был девиз, которым он дополнил в 1922 году свой фамильный герб к которому, с большим или меньшим успехом, старался следовать всю жизнь.
          Долгое время в финской официальной историографии избегали названия "гражданская война", настаивая на том, что в 1918 году основной целью военных действий финской Белой армии было разоружить и выдворить русские войска, еще остававшиеся на территории Финляндии, и тем самым устранить угрозу большевизма и покончить с зависимостью от России. Эта точка зрения утвердилась с легкой руки Маннергейма: в интервью, данном в конце 1929 года, он признается: "Мы делали все возможное, чтобы подчеркнуть, что это была освободительная война".(4)
         Все же освобождение страны от русских войск, взбудораженной большевистской пропагандой и представляющих несомненную опасность для независимой Финляндии, - лишь один из поводов, вызвавших войну. На самом деле причин для раскола общества и взаимной ненависти было множество, и, чтобы в них разобраться, нужно оглянуться назад, на историю Финляндии и финско-русских отношений.
         В силу своего геополитического положения Финляндия испокон веков была буфером между Россией и Западом. Но, без сомнения, лицо ее всегда было обращено на Запад: многовековая связь со Швецией, всей Скандинавией и Германией, религия, уклад жизни и финская ментальность - все тяготело к Западу. Финляндия начиная с XIII века была частью Швеции, и когда она вошла в 1809 году как Великое княжество в состав Российской империи, Александр I гарантировал ей автономию и особые привилегии. На открытии первого сейма в Борго (Порвоо) он торжественно обещал сохранять в силе основные финляндские (т.е. фактические - шведские) законы, религию и все остальные права финнов. Армия была распущена, и отныне финны не призывались на действительную военную службу вплоть до Крымской компании 1855 года. Правда, для подготовки офицеров из финских граждан была основана в 1819 году Кадетская школа во Фредриксхамне (где учился некоторое время и Маннергейм). Многие воспитанники этой школы служили затем в русской армии и сделали значительную карьеру.
         Установленная в 1772 году шведским королем Густавом III форма правления - конституционная монархия - продолжала существовать вплоть до 1919 года. В соответствии с нею сейм созывался исключительно по приказу монарха; вторая сессия состоялась только при Александре II в 1863 году. Управлял финляндскими делами генерал-губернатор, назначаемый императором, но фактическим общественным и экономическим развитием страны ведал финляндский сенат, созданный решением первого сейма. Интересы Финляндии в Санкт-Петербурге представлял министр статс-секретарь: у него было право докладывать монарху (Великому князю), минуя российские органы управления, и это играло важную роль в периоды обострения между Великим княжеством и метрополией. В Финляндии была своя монета, таможня, почтовые марки. Сохранялась прежняя судебная система и местное самоуправление. Все же государственно-правовое положение Финляндии по-прежнему обосновывалось на обещаниях, данных когда-то Александром I, и зависело от решения правящего монарха. На протяжении почти всего периода пребывания Финляндии в составе России (кроме времени либерального правления Александра II)делались более или менее настойчивые попытки русификации страны. Нос конца 1890-х годов они приняли последовательный характер. Осенью1898 года генерал-губернатором назначают генерала Н.И. Бобрикова. Он начал с того, что без согласия финляндского сената (т.е. нарушение закона) подготовил и представил императору проект реорганизации управления страной.
         Проект был подписан Николаем II в феврале 1899 года и вошел в историю как "Февральский манифест". Для финнов наступили черные дни: это было началом уничтожения автономии. Предлагалось разработать общее для России и Великого княжества законодательство; распустить финские войска, созданные в 1855 году, и обязать финнов проходить воинскую службу в русской армии; предоставить русским (не уроженцам Финляндии)право занимать должности; отменить собственную финляндскую монету и таможню, упразднить финские почтовые марки; сделать русский главным административным языком и ввести его преподавание в школах; установить цензуру.
        Пост министра статс-секретаря мог занимать по статусу только уроженец Финляндии, но теперь на него назначают В. фон Плеве (с 1902 года он становится также министром внутренних дел империи).
        Было создано специальное жандармское управление для надзора за проявления сепаратизма - и они не заставили себя ждать: ответом финнов было сопротивление, скрытое и явное. Общество раскололось на сторонников соглашательской политики (старофинны) и тех, кто считал необходимым сопротивляться реакционным реформам (младофинны и шведская партия).

       Примечательно, что своим возникновением политические партии Финляндии обязаны... языковым распрям. Отголоски баталий за главенствующий язык, бушевавших в XIX веке, не умолкли и по сей день. В Финляндии со времен шведского господства и почти до конца прошлого столетия по-фински говорило лишь простонародье - официальным языком был шведский. Дворянство и образованная часть общества тоже были шведскоязычными - языковой барьер оказывался в то же время и барьером социальным. Но уже с 20-х годов прошлого века, с зарождением национального романтизма и ростом национального самосознания, именно в среде шведоязычной интеллигенции и началась борьба за развитие финского языка и признанием его равноправным. Общество разделилось на шведоманов и финноманов. Родились Финская и Шведская партии. В 1863 году Александр II в числе прочих реформ особым манифестом дал наконец официальный статус финскому языку.  

        Шведский в начале ХХ века был для многих граждан Финляндии единственным "домашним" языком. В доме Маннергеймов, например, по-фински не говорили, хотя родители установили правило: каждый день недели отводится какому-нибудь иностранному языку, и дети должны были разговаривать только на нем. На родном- шведском - разрешалось говорить лишь по воскресеньям. Финский язык не считался в этой семье необходимым, Густав еще в 1905 году относился к нему с пренебрежением и подтрунивал над сестрой, собиравшейся учить финский. Но ему пришлось все-таки осваивать этот язык в зрелом возрасте; он так никогда и не овладел им в совершенстве.
         В конце 20-х годов борьба между шведским и финским языками опять вспыхнула с такой силой, что стала угрожать единству нации. Особенно это чувствовалось в армии. Финноманы не хотели идти на компромиссы, и оборонный союз со Швецией, например, не состоялся отчасти по тому, что финские представители на совещании отказывались говорить по-шведски. Маннергейм обратился в феврале 1935 года к народу Финляндии с возвращением, напоминая, что финоязычные и шведоязычные граждане бок о бок сражались за независимость родины, и призывая к единению.
         В 1903 году Бобриков получает диктаторские полномочия; начинаются аресты и высылки сторонников конституционного направления (пассивного сопротивления руссификации). Это непосредственно коснулось и семьи Маннергеймов. Старшего брата - он был адвокатом и боролся за соблюдение законности - высылают из Финляндии. Он навсегда уезжает в Швецию. Вскоре туда же переселяется и младший брат, Юхан. Но барон Густав Маннергейм сохраняет лояльность к России и государю, и только в письмах к родным проскальзывает озабоченность судьбой близких и будущим Финляндии. В этот период жизни он - более офицер русской гвардии, близкий ко двору, нежели преданный сын угнетенного отечества. Его имя появляется в черном списке, опубликованном в подпольной газете финских патриотов.
         Убежденным монархистом Маннергейм был не столько в силу своего аристократического происхождения, сколько в результате длительной службы в России и известной близости к придворным кругам. Он и остался таковым до конца своих дней - фотография Николая II всегда стояла на его столе.
         Кончилось тем, что в 1904 году Бобриков стал жертвой покушения. Позднее был убит и прокурор Сойсалон-Сойнинен, который должен был наблюдать за исполнением законов в Финляндии, но придерживался соглашательной линии: патриоты переходили к активным действиям.
         Русско-японская война на время отодвинула финляндские проблемы. Затем последовали революционные события 1905 года. Тем не менее Россия не сменила курса, с приходом Столыпина началось "закручивание гаек": уничтожение автономии продолжалось. Финляндский парламент разгоняли начиная с 1907 года несколько раз.
       ...В это самое время барон Карл Густав Маннергейм, храбро отвоевавший на японском фронте, в 1906 году по заданию российского Генерального штаба отправляется с секретной миссией в длительное путешествие. Перед тем государь удостаивает его аудиенции и лично поздравляет с присвоением долгожданного чина полковника. Разведывательная поездка закомуфлирована под научно-исследовательскую экспедицию. Маннергейму предстоит пересечение  верхом всю Центральную Азию, от Ташкента до Пекина и собрать сведения о китайской армии, о состоянии границ на северо-западе страны, о нововведениях и реформах, настроениях населения.
          Экспедиция длилась два года. Ее результаты Маннергейм представил Генштабу: отчет на 150 страницах (написанный им по-русски) содержал в числе прочего разработку предлагаемых военных операций. Он собственноручно производил все измерения и составил карты дорог общей длиной в 3500 верст. Кроме того, он собрал огромный этнографический материал; проявив незаурядный талант, сделал около полутора тысяч мастерских фотографий, собирал манускрипты, срисовывал наскальные надписи и провел антропологические исследования восьми народностей. Камуфляж обернулся настоящей научной экспедицией, а дневник путешествия читается как увлекательное художественное произведение.
           В 1909 году полковника Маннергейма назначают командиром 13-го Владимирского уланского полка, расквартированного неподалеку от Варшавы. Он был требовательным к подчиненным - как, впрочем, и к самому себе.

           Вот один из анекдотов того времени:
          "О, Господи, Боже мой! - вздыхает молодой лейтенант, 
          прослуживший пару месяцев под началом Маннергейма, - 
          вначале я удивлялся выносливости полковника, теперь же - 
          своей!"(5)

Правительство продолжало делать ставку на Германию. Создание регулярной армии и фактическое руководство ею собирались передать немецким военным. Маннергейм был вдвойне не желателен - шведоязычный генерал русской царской армии. Планы похода на Петроград и его освобождения от большевиков стали невозможными, поскольку Германия заключила мир с правительством Ленина. Разочарованный и оскорбленный Маннергейм подал в отставку: не однажды за свою жизнь он применял этот тактический ход и добивался успеха, но в этот раз - 30 мая 1918 года - его отставку приняли. (Нечто похожее происходит во Франции с генералом де Голлем в 1946 году: конфликт с правительством и отставка. По-видимому, оба боевых генерала оказались после окончания военных действий неспособными на компромиссы, к которым их вынуждали политики.) На следующее утро барон уезжает в Швецию и поселяется в Стокгольме, откуда следит за развитием событий на родине и в России. В день его рождения и именин, 6 июня, его приглашает во дворец король и награждает рыцарским орденом Меча, подчеркнув, что победа Белой финской армии в освободительной войне избавила и Швецию от угрозы большевизма. Маннергейм встречается с английскими, французскими и американскими послами - у него были еще со времен Петербурга личные связи в дипломатических кругах, - и у него складывается ясная картина происходящих на политической и военных аренах Европы перемен. Он считает своим долгом, несмотря на то, что его фактически вышвырнули вон, предупредить правительство Финляндии об опасности связей с Германией в момент, когда та идет на дно.

       А в Финляндии все это время продолжаются дебаты по поводу государственного устройства. После ужасов гражданской войны многие считают, что конституционная монархия - единственная надежная форма правления, тем более что ее никто и не отменял с 1772 года. В парламенте, из которого удалились социал-демократы, теперь в большинстве монархисты. Ведутся переговоры с кайзером Вильгельмом, и финскую корону предлагают его шурину - принцу Гессенскому.

          Вслед за тем Германия терпит сокрушительное поражение в войне. Принц Гессенский отказывается от притязаний на престол. Немецкие войска уходят из Финляндии, но правительство Свинхувуда безнадежно скомпрометировано в глазах стран-союзниц. Франция, еще в январе вслед за большевистской Россией, Германией и Швецией признавшая независимость Финляндии, порвала дипломатическое отношения с нею, когда в страну призвали немецкие войска.. Англия и Соединенные Штаты вообще не собираются признавать Финляндию. В стране начинается голод - все поставки из-за границы прекратились.

          Вот тут то и вспоминают о дипломатических талантах и связях Маннергейма, о его международной популярности как победителя в войне с красными и, самое главное, - что он не запятнал себя связями с Германией. Его срочно призывают на родину и просят попытаться восстановить отношения со странами Антанты и договориться с американцами о продовольственной помощи. Речь идет о судьбе страны, и он соглашается на эту миссию, но только как частное лицо, поскольку одновременно финское правительство все еще ведет переговоры с принцем Гессенским .

     В ноябре Маннергейм прибывает в Англию. Там его застают известия об окончании войны и о том, что правительство Финляндии (в последний момент отказавшись от намерения посадить на финляндский престол немецкого принца) прочит его на пост регента. Он соглашается - обладая реальной властью, ему легче вывести страну из кризиса, в который загнало ее правительство Свинхувуда.

Из Лондона Маннергейм едет в Париж - налаживать отношения с Францией. там ему становится ясно, что в кругах русской белой эмиграции не намерены признать независимость Финляндии и в случае возрождения монархии России ни за что не откажется от своего права на Финляндию.

      Позднее Маннергейм сопоставляет имперские управления царской и социалистической России:

      "...Это "право" основывалось на тех же стратегических моментах, которые вновь возникали в требованиях Советской России осенью 1939 года(...) непременным условием безопасности Петрограда были военные укрепления на северном берегу Финского залива и Ханко. К тому же подчеркивалось особое значение  для России Аландских островов как военной базы. Основанием для таких требований представители Белого движения выдвигали  - как и Сталин 20 лет спустя - "оккупацию" Финляндии немцами в 18-м году!"

        И все же,когда весной 1918 года генерал Юденич прибыл в Хельсинки и просил помощи в походе на Петроград, обещая Финляндии Восточную Карелию и Петсамо (Печенга - порт на севере Кольского полуострова), Маннергейм готов был оказать эту помощь. Но ни адмирал Колчак, продвигавшийся из Сибири к Москве, ни генерал Деникин, наступавший с юга, не желали принимать основного условия Маннергейма - признать суверенитет Финляндии.("Неизвестно еще, кто был хуже - большевики или белые генералы", - говорил позднее Маннергейм с присущим ему сарказмом.) Мнения стран-союзниц, начавших к тому времени интервенцию в России, разделились. Франция была за активное участие Финляндии в операциях на Карельском перешейке и в Петрограде, Англия, напротив, всеми способами старалась предотвратить это, не желая ни расширения интервенции, ни усиления позиций Финляндии в Балтийском регионе. Маннергейм  к тому же ставил свои условия: союзники должны были гарантировать безопасность Финляндии со стороны Балтийского моря, дать Финляндии крупный денежный заем и обеспечить ее военной техникой.

        Кроме того, регентские полномочия Маннергейма кончались, и он не мог принять единоличного решения о войне с Россией: для этого ему пришлось бы распустить парламент и узурпировать власть. В этот момент все было возможно - у него был авторитет и за ним стояла армия и, главное, шуцкор.

       Шюцкорам придали постоянный статус, и в стране с тех пор было как бы две армии: регулярная, правительственная, (около 35 тысяч человек), и добровольческие отряды (около 100 тысяч), прекрасно организованные и обученные, пользовавшиеся относительной самостоятельностью. Маннергейм подчеркивал, что таким образом можно сэкономить расходы государства на оборону. На самом деле сильная позиция шуцкора гарантировала стабильность, не давая обществу "съехать влево", не смотря на близость России. Но когда в 1921 году командование шуцкора  вступило в открытый конфликт с правительством и решено было назначить туда нового командующего, президент отказался утвердить кандидатуру Маннергейма.       

       В дневнике Эстер Столберг, супруги президента, прямо названа причина отказа:  "... у него была бы собственная армия, гораздо более многочисленная, чем государственная, и когда угодно они могли бы встать друг против друга..." Возможно, недоверие президента было необоснованным, но правя ориентация шюцкоров ни у кого не вызывала сомнений - недаром одним из условий перемирия в 1944 году СССР поставил их ликвидацию. Заодно запретили еще около 400 организаций, занимавшихся, по определению советской стороны, "прогитлеровской и антисоветской пропагандой".

      Однако лавры диктатора не польстили генерала Маннергейма: он был все же рассудительным и трезвым политиком, а кроме того - человеком чести, и старался действовать в соответствии со своим девизом, то есть в пределах закона. От честолюбивых планов - завоевания Петрограда и спасения царской России - пришлось опять отказаться.

В декабре 1918 года, при поддержке и с благословения регента, два финских добровольческих полка направляются на помощь эстонскому белому движению. Эстонии тогда удалось отстоять независимость: в феврале 1919 года она стала самостоятельной страной. Этот поход для финнов был важен по нескольким причинам: "...помимо соображений гуманизма, в интересах Финляндии было, чтобы южный берег Финского залива находился в руках дружественной власти. Вдобавок оказание помощи... показало бы, что Финляндия является на Севере уравновешивающим фактором и достойна того, чтобы ее признали независимой",(9) - комментирует Маннергейм в мемуарах.

      Тогда же состоялась еще одна военная операция. Финские добровольцы (их называли "солдатами соплеменниками") в апреле 1919 года вторглись в Восточную Карелию, чтобы поддержать выступления карелов против большевиков. В то время в парламенте большинство было за присоединение этих областей к Финляндии.

      Добровольческие войска продвинулись до Олонца, и Беломорская Карелия была объявлена автономной. Впрочем, после заключения Тартуского мира в октябре 1920 года финны отказались от притязаний на эти территории, получив в замен роковую для Финляндии границу на Карельском перешейке.

       Мысль о возможности повлиять на ход гражданской войны в России долго не давала Маннергейму покоя, и он поднимал этот вопрос еще несколько раз. В октябре, после неудавшейся попытки  Юденича захватить Петроград, он, находясь за границей, послал президенту Столбергу открытое письмо, призывая бороться "против самой жестокой в мире деспотии" и поддержать Белую армию. Но в Финляндии не очень-то желали стабилизации положения в России. Некоторые политики даже всерьез считали, что нужно разрушить и затопить бывшую столицу ненавистной империи.

       Если бы Маннергейм в 1919 году стал президентом, он непременно осуществил бы свою мечту. Чем это могло кончиться - можно только гадать. У него будет еще один раз - через 20 с лишним лет - возможность пойти на Петроград, осажденный немцами и умирающий, но он ею не воспользуется. Причины будут другие - время другое.

       За короткий период своего регентства Маннергейм пытался разрешить и вопрос об Аландских островах. Этот архипелаг в Ботническом заливе находится у самого входа в Финский залив и в стратегическом отношении чрезвычайно важен для обороны стран Балтийского региона. В 1809 году Аландские острова отошли вместе с Финляндии к России и после революции  1917 года остались за Финляндией. Швеция сразу же начала претендовать на Аланды; жители их то же требовали присоединения к Швеции (население архипелага и до сего дня сплошь шведоязычное). Во время официального визита регента в Стокгольм его тезка, король Густав V, поднял этот вопрос в первый же день, Маннергейм твердо стоял на том, что Аландские острова принадлежат Финляндии, и предложил Швеции компромиссное решение - принимая во внимание интересы безопасности обеих стран, совместно строить укрепления на архипелаге. Его предложение тогда не нашло отклика в шведских политических кругах.

       В 1921 году решением Лиги Наций Аландские острова были приняты нейтральной территорией в составе Финляндии. Позже - вернее, слишком поздно - в январе 1939 года, когда шведы были готовы к совместным оборонным мероприятиям, возник так называемый Стокгольмский проект - предполагалось общими усилиями создать на архипелаге сеть укреплений, закрыв тем самым для возможного агрессора вход в финский залив. Но СССР выдвинул Лиги Наций протест, и судьба проекта была решена. Шведы отступились, показав при этом всему миру, что скандинавским странам далеко до солидарности, к которой так давно призывал Маннергейм.

        Когда Маннергейм возвращался в декабре 1918 года в Финляндию, чтобы приступить к обязанностям главы государства, одновременно с ним прибыл и первый транспорт с зерном - начала поступать первая помощь из США, о которой он договорился с Гувером. Великобритания, США, Италия и Япония признали независимость Финляндии.

        За семь месяцев регентского правления он успел укрепить армию и освободить страну от немецкого влияния. При нем началась всеобщая амнистия военнопленных, состоялись выборы в новый парламент и - как это ни парадоксально - были созданы предпосылки для демократического развития молодого государства.

        К июлю 1919 года парламент, где социал-демократы получили 80 мест из 200, разработал новую форму правления - республиканскую, которая до сих пор остается в силе. Регент утвердил ее 17 июля, и уже 25 июля состоялись выборы первого президента.

        Баллотировались два кандидата - Маннергейм и К.-Ю.Столберг, профессор права, представитель умеренного направления в политике. Голоса разделились 143:50 в пользу Столберга. Этого можно было ожидать - республиканцы, составляющие большинство в парламенте, естественно, не пожелали избрать президентом царского генерала, к тому же шведоязычного аристократа. Он оставался для них "русским", чужаком.

          Маннергейм в это время был на курорте в восточной Финляндии, где якобы лечил свой застарелый ревматизм, а скорее - просто хотел оказаться подальше от предвыборных волнений и проблем. Там он и получил известия о результатах выборов, а через некоторое время - письмо президента за огромную работу, проделанную им за время регентства. И предложение возглавить вооруженные силы Финляндии.

       Несмотря на очередное разочарование, Маннергейм ответил согласием, но просил у президента определенных гарантий: он требовал независимости в принятии решений, возможности получать полную информацию от правительства и парламента и определенной широты полномочий - вплоть до права организовать поход на Петроград. Но он даже не получил ответа на выдвинутые условия: президент и его окружение сочли за лучшее трактовать их как отказ и избавиться от неугомонного генерала.

      Итак, ситуация повторяется: "мавр сделал свое дело, мавр может уходить" - Маннергейм снова вытеснен из большой политики. Все же судьба бывшего полководца и регента отныне неразрывно связана с судьбой его детища - независимой Финляндии. Собственные дети, родившиеся в браке с дочерью русского генерала Анастасией Араповой, находятся на заднем плане эпического полотна, в которое он превратил свою жизнь. В этом смысле Густав Маннергейм -  порождение и наследник "серебряного века": он последовательно выстраивает свою легенду т стремится ей соответствовать. О его частной жизни известно ровно столько, сколько он считал нужным.

        Семья его распалась уже в 1904 году, и жена с двумя дочерьми поселилась в Париже. Старшая, Анастасия, перешла в католичество и перед Первой мировой войной  постриглась в монахини. Почти 20 лет она провела в монастыре кармелиток в Англии, но в конце концов отказалась от монастырской жизни. Младшая, Софи, была, по-видимому, особой безалаберной и не слишком трудолюбивой - полной противоположностью своему знаменитому отцу. Она переехала было в 18-м году к нему, собираясь остаться насовсем и вести хозяйство отца, но из этого ничего не вышло  - она так и не приспособилась к его требованиям и обязанностям хозяйки дома. Жизнь в Хельсинки ей пришлась не по душе; Софи вернулась во Францию, но иногда летом бывала у отца, и они регулярно переписывались. Общим языком для них был французский. Она жила в Париже в богемной бедности, окруженная бесчисленными кошками, собаками и сомнительными друзьями, и отец, навестивший ее в 1946 году, был просто шокирован ее образом жизни. Только после того, как Маннергейм отказался от поста президента, у него появилось время для более близкого общения с дочерьми - обе они гостили у отца летом 1947 года в его поместье Киркнес.

       У него были теплые отношения со всеми братьями и сестрами. Брата Юхана, жившего в Швеции, Густав посещал ежегодно; у них было кроме воспоминаний детства множество общих интересов, например - охота и породистые лошади. У Юхана был конный завод, а Густав, как известно, всю жизнь оставался страстным лошадником и великолепным наездником.

       Поскольку с 1897  по 1903 год он служил в управлении имперских конюшен, разъезжая по Европе и закупая лошадей для двора, то стал настоящим знатоком. Он пишет о лошадях чуть ли не с большей теплотой, чем о людях. 4 февраля 1951 года последняя скаковая лошадь маршала Маннергейма, Кэти, по существующей традиции шла в похоронной процессии за его гробом.

         Светские знакомства со шведскими политиками, которых он встречал, гостя у брата, очень пригодились ему в последствии; кроме того, Густава связывала нежная дружба с женой брата Палаэмоной.

         Сестра Софи была для Густава не только близкой душой - с начала 20-х годов и до самой ее смерти (в 1928 году) их объединяла общая работа в Союзе защиты детей и финском Красном Кресте, председателем которых по инициативе сестры он стал. Эти должности помогали создать новый имидж генерала Маннергейма, который не стремился к участию в большой политике, ни, тем более, к захвату власти, а занимался общественной и благотворительной деятельностью. Красный Крест был преобразован под руководством брата и сестры Маннергейм в действенную организацию - строились больницы в отдаленных областях страны, создавался резерв медсестер на случай войны (к 1939 году их было около 4000). Генерал занимался также вопросами координации финского Красного Креста с международной организацией и пользовался там авторитетом: когда весной 1942 года он попросит у международного комитета Красного Креста помощи для содержания 70 000 советских военнопленных, которых Финляндия не в состоянии была прокормить, он получит эту помощь.

         Вторая сестра, Ева, была его постоянным корреспондентом - он писал ей отовсюду, куда заносила его судьба и жажда путешествий. Они даже обменивались кулинарными рецептами - оба были гурманами и знатоками поварского искусства. В 35-м году, уже будучи фельдмаршалом, Густав помогал сестре советами в издании кулинарной книги и писал со свойственной ему иронией: "Кто знает - может быть, эта книга станет первой связкой, которая объединит скандинавские страны в крепкий нейтральный союз?"(10)

         С самой младшей, сводной сестрой Маргерит и ее мужем, майором Микаэлем Грипенбергом, Маннергейм тоже был дружен. У него было много знакомых и друзей еще со времен службы в Петербурге и Варшаве, с которыми он регулярно переписывался и встречался во время поездок за границу.

         Его хельсинский дом - арендованный двухэтажный особняк на скалистом берегу залива - был перестроен таким образом, чтобы в нем удобно было не только жить и работать, но и принимать гостей. В столовой под люстрами розового венецианского стекла, сделанными в Мурано по специальному заказу, за двумя большими столами умещалось 40 человек. В длинном темноватом кабинете - тибетские храмовые ткани на стенах, китайские статуэтки и множество разных мелочей напоминают об экспедиции хозяина на Дальний Восток. Мебель разностильная, купленная по случаю, но подобранная со вкусом, на стеллажах книги на нескольких европейских языках - в основном по истории и географии. Художественной литературе он предпочитал мемуары.

         Обстановка спальни напоминает военную палатку: раскладная походная кровать, которая всегда путешествовала с ним, столик с телефоном и лампой у кровати и пара стульев. Гурман и сибарит был в то же время аскетом. Но комнаты для гостей, где жили, приезжая к нему, дочери, выглядят вполне уютно.

         Нынешнему посетителю особняка (с сентября 1951 года там Музей Маннергейма) может почудиться, что хозяин только что вышел - все выглядит таким же жилым, как было при нем. Некоторые комнаты похожи на зоологический музей: на стенах - черепа и рога редких животных. Заядлый охотник и меткий стрелок, он воспринимал природу все же не как следопыт-исследователь, а скорее как солдат - даже не всегда интересуясь, как называются  убитые им звери или птицы.

         Охотиться предпочитал за границей: в 20-е и 30-е годы арендовал угодья и домик в австрийском Тироле и проводил там довольно много времени. Пол гостиной украшают две тигровые шкуры: особенно гордился Маннергейм убитым в Непале в 1936 году трехметровым тигром-людоедом. В 1937 -м он был гостем Геринга (с которым был коротко знаком) и охотился с ним в Восточной Пруссии.

         В начале 20-х годов Маннергейм арендовал остров с постройками возле Ханко, а еще через несколько лет купил его. Заодно арендовал соседний островок с расположенным там популярным кафе. Он проводил на "Вилле Маннергейм" летние месяцы, принимая гостей, иногда весьма знатных (например, голландского принца, супруга королевы), неумело разводил цветы и с увлечением исполнял роль хозяина кафе, переименованного им в "Избу четырех ветров".

         Остров пришлось продать в конце 1931 года, после того как Маннергейм стал председателем Оборонного совета. Свободного времени было все меньше. Относительно спокойные 20-е годы кончились, и приближение катастрофы ощущали даже самые благодушные политики.

         Правда, для генерала Маннергейма то десятилетие, когда он жил, казалось бы, сугубо частной жизнью, не было безмятежным: он зорко следил за событиями в Европе и весьма пессимистически смотрел в будущее. Внутриполитическая обстановка на родине тоже не радовала его: все время ощущалась близость опасного восточного соседа. Финские коммунисты - при явной поддержке Советской России - действовали весьма активно, а правительство смотрело на это сквозь пальцы. Президентские выборы в 1925 году принесли новые треволнения: шведская партия намеревалась выдвинуть его своим кандидатом, но Маннергейм отказался - засилье социал-демократов и левых радикалов в парламенте делало  заведомо безнадежным его участие в выборах.

         Вновь избранный президент, представитель Аграрного союза Лаури Реландер, собирался назначить его главнокомандующим, но вокруг возник такой вихрь недовольства и интриг, что от этого пришлось отказаться. Одним из аргументов против Маннергейма было его шведского происхождение: к президенту посылали целые делегации с требованием назначить на этот пост чистокровного финна. Тогда президент вознамерился предложить Маннергейму пост председателя Оборонного совета. Но не решился: у генерала кроме противников в Финляндии нашелся еще один - с которым нельзя было не считаться. 10 апреля 1925 года в московской "Правде" появилась статья, полная открытых нападок на Реландера и Маннергейма. Заканчивалась она угрожающе: "Генерал Маннергейм не должен забывать, что дорога из Хельсинки в Ленинград может оказаться гораздо длиннее, чем дорога из Ленинграда в Хельсинки".(11)

         И Реландер отступил. Маннергейм по-прежнему оставался не у дел. Казалось, он навсегда сошел с политической сцены. Через три года, в 1928-м, когда отмечали десятилетие окончание гражданской войны, президент хотел было присвоить ему звание фельдмаршала, но и тут побоялся вызвать раздражение недоброжелателей генерала. Впрочем, еще в 25-м году Маннергейм писал брату по поводу избрания Реландера:

        "О новом президенте неизвестно ни чего предосудительного. Он - незначительная личность, и его избрание скорее характеризует  неспособность парламентаризма, ослабленного духом партийности и завистью, выдвинуть в руководители лучшие силы страны. Поскольку его избрали голосами так называемых правых - мы, по крайней мере, избавились от влияния социалистов и наглых прогрессистов".(12)

         Высказывание предельно откровенные; Маннергейм - отнюдь не сторонник парламентской демократии. Это попытались использовать идеологи праворадикального националистического движения Лапуа, сформировавшегося в Финляндии к 1929 году и чуть было не ставшего роковым для страны. Главным пунктом программы лапуанского движения было искоренение коммунизма в Финляндии и в конечном счете - государственный переворот.    

         Модель была позаимствована из Италии и Германии - вплоть до черных рубашек. Лапуасцы громили редакции левых газет, избивали неугодных - не только коммунистов и социал-демократов, но и просто инакомыслящих: некоторых вывозили к границе, вынуждая эмигрировать. Они попытались проделать это и со "слишком мягким" бывшим президентом Столбергом, что вызвало возмущение даже правых политиков.

         В диктаторы лапуасцы, по слухам, пророчили Маннергейма. Но он был осторожен и хотя явно благоволил к их патриотическим и антикоммунистическим идеям, не желал связывать свое имя с движением, которое использовало противозаконные методы и грозило конце концов выйти из-под контроля.

         Самым опасным эпизодом стал марш лапуасцев на Хельсинки в июле 1930 года (по образцу марша Муссолини на Рим в 22-м). За этим последовал роспуск парламента. Правительство подало в отставку еще раньше. Надо сказать, что в период с 1919 по 1932 год Финляндия находилась в состоянии постоянного внутриполитического кризиса: за эти годы сменилось 18 правительств. На этот раз премьер-министром становится старый добрый  Свинхувуд. Приходится идти на уступки правым радикалам.

         В парламент теперь не пропускают ни одного коммуниста, да и социал-демократы получают лишь четверть мест. Принимаются законы против коммунистической деятельности. Хотя компартия (переименованная в Социалистическую рабочую партию) была официально запрещена еще в 1923 году, коммунисты вели весьма активную подпольную работу, получаю открытую поддержку из СССР, и входили в парламент не прямо, а через выборные блоки.

         В 1931-м Свинхувуда избирают президентом. Он оказался достаточно жестким и решительным руководителем. Через год, когда вновь назревало восстание лапуасцев, он сумел справиться с ситуацией без вооруженных столкновений, хотя и привел армию в состояние боевой готовности. Постепенно движение сошло на нет - видимо, здесь сыграли свою роль как отсутствие сильного вождя, так и законопослушание, присущее финнам.

         Маннергейм еще раз уклонился от роли диктатора и сберег свое доброе имя.

         Хотя утонченный аристократ Маннергейм был полной противоположностью грубоватому Свинхувуду и в 18-м году не мог простить тому прогерманского курса, - они были из одной плеяды бойцов за независимую Финляндию. Оба были недолго отстранены от большой политики, но теперь все же оказываются в одном лагере. Свинхувуд всегда подчеркивал свое уважение к белому генералу. Он поддерживал Маннергейма во время шюцкоровского конфликта в 1921 году и ходатайствовал о том, чтобы тому вручили фельдмаршальский жезл в 1928-м. На следующий же день после своего вступления в должность президента, пока противники Маннергейма не успели опомниться (и делая уступки лапуанскому движению),Свинхувуд предложил ему пост командующего вооруженными силами, с тем чтобы в случае войны он стал главнокомандующим. В мирное время эта была функция президента.

         Маннергейм отказался: во-первых, этот пост тогда занимал генерал А.Сихво, и его пришлось бы уволить. Во-вторых, командование армией в тот момент не привлекало Маннергейма, поскольку сфера его деятельности была бы слишком ограниченной. Он соглашается на другое предложение Свинхувуда: его назначают председателем Совета обороны. И он готов взять на себя командование финскими войсками в военное время.

         Совет обороны был создан в 1924 году и до прихода туда Маннергейма являлся чисто совещательным органом. Министр обороны выполнял одновременно и функции председателя; членами совета были главнокомандующий, начальник Генерального штаба, командующий шюцкорами и еще два человека, ежегодно назначаемые президентом. У Совета не было ни реальной возможности принимать решения, ни ответственности. Роль председателя была чисто формальной. Но на это и рассчитывали в министерстве обороны и в Генеральном штабе. За спиной старого генерала поговаривали, что тот отстал от жизни и его время миновало.

         Но Маннергейм, как всегда, взялся за дело с присущими ему энергией и напором и вскоре завоевал больше реальной власти и возможности влиять на политику, чем предполагал его статус. С 1931 года Свинхувуд еще расширяет его полномочия: отныне Маннергейм может отдавать главнокомандующему по всем вопросам, касающимся оперативной подготовки вооруженных сил на случай войны, и планировать оборонные мероприятия.

         В мае того же года, в связи с 15-летием победы в освободительной войне ему присваивают звание фельдмаршала. Он несказанно рад этому запоздалому признанию его  своих заслуг перед страной, но с необычной трезвостью пишет брату: "В маленькой ультрадемократической стране такая роскошь, как фельдмаршал, может показаться хвастовством; самое веское основание, которое можно представить - это историческое значение нашей войны".(13)

         Несомненно, фельдмаршальское звание придает его требованиям больше веса. Маннергейм добился, чтобы членами Совета обороны отныне назначали только военных и чтобы техническое снабжение армии целиком перешло в их ведение. В 38-м году в статус Совета внесли изменения: практически все его члены оказывались под началом председателя. Можно сказать, что начина с 1933 года он формирует в рамках Совета свой главный штаб. К началу Зимней войны этот штаб уже сложился и действовал.

         "Наперегонки с бурей" - так Маннергейм озаглавил в мемуарах этот период - с 1931 по 1939 год. Он-то все время чувствовал напряжение, нарастающее на восточной границе. И прекрасно знал, что происходит на Западе, - у него был большой опыт: дело шло к мировой войне; убийство канцлера Дольфуса в Вене напоминало ему 14-й год и выстрелы в Сараево. Война Муссолини в Абессинии в 1935-м показала, что Лига Наций не способна обеспечить коллективную безопасность и защитить малые страны. Вскоре началась гражданская война в Испании. Союз нейтральных скандинавских стран оставался красивой идеей, далекой от реального воплощения. Иллюзии в отношении Германии и национал-социалистов, если они и были, вскоре рассеялись. В связи с оккупацией Чехословакии Маннергейм пишет сестре Еве:

         "...стремление просто превратить народы Европы в Белых негров для службы Третьему рейху... Мы негодовали и возмущались действиями русских, но это только детская игра по сравнению с Адольфусом, начальником его Чека Гиммлером и его любимыми помощниками. Мы стоим перед концом света".(14)

         Но все же главная опасность грозила Финляндии с Востока... Во время визитов в Англию Маннергейм не раз встречался с Черчиллем и другими политиками: они явно недооценивали возможности Советского Союза и его намерения.

         Он спешил, хотя и понимал, что бурю не перегонишь. Необходимо было срочно вооружаться: техническая база финской армии находилась на том же уровне, что и в 18-м году - в основном захваченные у русских винтовки и артиллерия. Нужно было создавать воздушный флот, танковые части, противовоздушную и противотанковую оборону. Он по опыту знал, что артиллерия всегда была сильной стороной русских, поэтому Финляндии следовало наладить производство орудий и боеприпасов.

         Все это требовало средств. В 20-е годы финское правительство почти не выделяло денег на оборонную промышленность - всерьез предполагалось, что в Европе победит разум и войны больше не будет. Когда в начале 30-х разразился мировой экономический кризис, в Финляндии установили режим экономии, и уже утвержденный на 1932 год бюджет пришлось урезать, в том числе и военный. Маннергейм напрасно пытается убедить  политиков, что вооруженная современной техникой и обученная армия - необходимое условие мира. Многие из них считают, что расходы на социальные нужды и образование нужнее, чем на оборону.

          Отношения фельдмаршала с правительством были сложными, хотя он уже и не был прежним радикалом. В мемуарах он подробно описывает ежегодные торги из-за военного бюджета и дополнительных ассигнований на нужды обороны6 в 1932 году ассигнования на оборону составляли 19 % от госбюджета. Из них 125 миллионов марок  - 66 млн на армию, 29 - на флот и 30 - на авиацию. "(((Было ясно, что эти сумм явно не достаточно... особенно тяжелая ситуация была с боеприпасами: подсчитали, что в военное время расход патронов должен быть - 37,7 млн ежемесячно, и за это отвечал  патроннный завод, годовая производительность которого была - 22 миллиона  патронов...".)))

         Но вместо дополнительных ассигнований правительство урезает военные расходы до 75 миллионов. И так -  вплоть до осени 1939 года, когда Маннергейм, уже на пороге войны, требовал крупных дотаций на закупку оружия, указывая на необходимость иностранных займов (27 ноября, за два дня до нападения советских войск, он считал, что заем еще можно получить). В то же время он призывает правительство пойти на территориальные уступки СССР и не раздражать грозного соседа.

         Уже с лета 1938 года Москва требовала в аренду четыре самых крупных острова в Финском заливе; Маннергейм считал, что острова нужно отдать, поскольку их оборона все равно не возможна. Правительство тогда даже не стало  рассматривать этот вопрос.

         Через год молотов и Риббентроп заключили договор о ненападении. Знали ли финны о существовании секретного протокола, отдававшего прибалтийские государства и Финляндию на милость СССР? Финляндия остается один на один с Советами. После раздела Польши требования возросли - теперь русские хотели кроме островов часть Карельского перешейка и военно-морскую базу в Ханко в обмен на территории в Восточной Карелии. Финское правительство отказывается. Напрасно Маннергейм доказывает необходимость уступок - страна не готова к войне и силы слишком не равны. К нему не прислушиваются - более того: ни министр обороны Ниукканен, ни министр иностранных дел Эркко, занимавший особо непреклонную позицию, ни премьер-министр не видят повода для беспокойства. А социал-демократ министр финансов Таннер, участник печально известных, завершившихся войной московских переговоров, пишет главе финской делегации Паасикиви, что маршал стал слишком стар и совершенно утратил равновесие. Но тот отвечал: "Божья милость, что Маннергейм еще в силах руководить нашей обороной, Есть ли у нас другие офицеры? Абсолютно никого, кто был бы способен на крупные операции..."

         В это же время Маннергейм получает " привет" из Германии, от своего доброго знакомого - Геринга. Через доверенное лицо тот предостерегает: необходимо срочно прийти к соглашению с СССР и вместо Ханко предложить какой-нибудь крупный остров поблизости - иначе война неизбежна.

         Но политики, видимо, не осознавая оборонных возможностей страны своему внешнеполитическому курсу, полны оптимизма и не обращают внимания на брюзжания старого маршала. Отчаявшись повлиять н ситуацию, возмущенный, он пакует вещи - на случай эвакуации - и в очередной раз подает в отставку. Он даже нашел преемника - генерала Эстермана и собирается 28 ноября передать ему дела, но события развиваются так, что ему приходится отменить свое решение.

        26 ноября происходит так называемый "инцидент в Майнила": обстрел приграничной деревни, находящийся на советской территории. Советский Союз обвиняет в этом Финляндию, хотя позднее стало ясно, что выстрелы были произведены с советской стороны. 28 ноября СССР денонсирует договор с Финляндией 1932 года о ненападении, 29-го следует разрыв дипломатических отношений. В соответствии с уже апробированным сценарием создается коммунистическое марионеточное правительство Финляндии во главе с Отто  Вилле Кууиненом; 3 декабря советская сторона заключает договор о дружбе и взаимной помощи с этим "народным правительством", сидящем в Териоки. И когда 14 декабря СССР исключают из Лиги Наций и назревает международный конфликт, это дает советским представителям повод заявить, что СССР оказывает помощь законному правительству, избранному трудовым народом. "Мы не ведем войны с Финляндией... Финляндского вопроса не существует" ("Правда", 17.12.39). Советские газеты некоторое время заполнены сообщениями о митингах негодующих граждан и угрозами в адрес Финляндии, появляются карикатуры на Маннергейма и членов "нереального" правительства Каяндера; в статье "Палач финского народа" о Маннергейме ("Правда", 4.12.39) его характеристика начинается так:

        "Царский генерал, шведский барон, финский помещик. До 17-го года служил двум царям - Александру III и Николаю II" - что ж, именно эти строки вполне соответствуют истине.

         30 ноября советские самолеты уже бомбили Хельсинки и Выборг. Семидесятидвухлетний Маннергейм опять необходим стране, он становится главнокомандующим.

         Его первый приказ по армии кончается так: "Эта война - не что иное, как продолжение нашей освободительной войны, ее заключительный акт. Мы сражаемся за дом, веру и родину".

         Полный энергии и решимости, он появляется в Миккели, где последующие пять лет будет размещаться Главный штаб. О министре иностранных дел Эркко, который завел в тупик московские переговоры, а в первые дни войны  в панике бросился в Стокгольм, маршал заметил, что тому следовало бы пойти в лес и застрелиться.

         Финская компания оказалась совсем не тем коротким маршем, какого ожидал Сталин. Подарка, обещанного ему ко дню 60-летия, 21 декабря, - прорыва "линии Маннергейма" - пришлось подождать: первые волны наступления  советских войск на Карельском перешейке в декабре были остановлены. Оборонительная тактика финнов в этом районе оказалась действенной, хотя пресловутая "линия Маннергейма" - цепь укреплений протяженностью в 150 км - на самом деле не была такой сверх мощной и непреодолимой, какой ее рисовала советская, да и финская пропаганда. Ее начали строить уже в 1920 году, но через четыре года за неимением средств строительство прекратилось. Работы возобновили в 1932 году, и к лету 1939-го это была почти непрерывная цепь траншей и блиндажей, защищенными противотанковыми рвами, базальтовыми глыбами и колючей проволокой. Второй ряд укреплений построить не успели. Работы велись в лихорадочной спешке, летом 1939 года силами добровольцев: студентов, рабочих.

         С именем Маннергейма укрепления стали связывать уже в ходе войны, с легкой руки иностранных репортеров, которые первоначально окрестили их "финской линией Мажино". Но поскольку образ фельдмаршала за время Зимней войны стал символом национального единства и патриотизма, название превратилось в "Линию Маннергейма" и сразу же вошло в обиход. Правда,  сначала полуофициально - Маннергейм не любил помпы, и при нем говорилось, как и прежде: "главная оборонительная линия". Известен афоризм фельдмаршала: "линия Маннергейма " - это финские солдаты".

          Комментируя течение исход Зимней войны, он пишет: "Русский пехотинец был храбрым, упорным и нетребовательным, но безынициативным. В отличии своего финского противника, он -  массовый боец, который вдалеке от командования и без связи со своими товарищами не способен действовать самостоятельно. Поэтому, особенно в начале войны, прибегали (русские, - Э.И) к массовым атакам, которые иногда кончались тем, что, встреченные огнем нескольких хорошо замаскированных пулеметов, нападающие были скошены все до единого... Пехоте была свойственна поразительная фатальная покорность". И далее: "Хотя политический террор играет здесь свою роль, объяснение, по-видимому, следует искать в непредставимой для европейца способности обыкновенного русского человека переносить лишения и страдания с тем фатализмом, который оказывал - и все еще оказывает - влияние на политическое развитие".(15)

         Хотя война окончилась для финнов тяжелыми потерями - 23 000 павших в боях и пропавших без вести, - они могли быть гораздо большими, если бы не вошедшее в историю бережное отношение фельдмаршала к своей армии. Он старался спланировать боевые действия так, чтобы потери в живой силе были наименьшими.(16) И доверял своим подчиненным. О духе, царившем в Главном штабе, свидетельствует ставший анекдотом инцидент между Маннергеймом и его ближайшим помощником и любимцем генералом Айро: на гневный вопрос фельдмаршала - кто из них двоих, в конце концов, руководит - Айро невозмутимо отвечал: "Господин маршал руководит войной, а я - военными действиями".

         Но исход войны был предрешен: человеческие и технические ресурсы Финляндии к февралю истощились; впрочем, и Сталин не хотел продолжать войну, которая грозила перейти в вооруженный конфликт с западными державами. мир подписали 13 марта 1940 года. Условия для финнов были тяжкими: кроме Карельского перешейка  пришлось отдать четыре самых больших острова в Финском заливе и районы на севере и сдать аренду на 30 лет полуостров Ханко. По условиям договора 10 % территории Финляндии  отошло к СССР, и оттуда в глубь страны хлынуло 400 000 беженцев, которым нужно было дать приют и работу. И все же моральная победа была на стороне финнов: весь мир заговорил о мужестве и храбрости народа маленькой страны, которую не удалось поработить.

         Краткий перерыв между войнами - с марта 1940 по июнь 1941 года - в Финляндии именуют "периодом перемирия": никак нельзя назвать мирным время, когда две ведущие европейские державы продолжают  одну за другой заглатывать соседние страны, явно готовясь к схватке друг с другом. И в этой схватке Финляндия должна была неизбежно оказаться плацдармом. В апреле немцы оккупируют Данию и Норвегию, в июне - Францию. СССР в это время прибирает к рукам страны Прибалтики, объявив их союзными республиками. Финляндия и Швеция оказываются зажатыми в клещи.

         По окончании войны Маннергейм должен был передать полномочия главнокомандующего президенту Кюости Каллио, но он не делает этого (что в последствии послужило поводом для нападок). Более того, под его влияние происходят перестановки в правительстве: министром обороны становится  близкий к нему генерал Рудольф Вальден, министром иностранных дел, вместо Таннера, - Рольф Виттинг.

         СССР продолжает давление на Финляндию: требуют (и добиваются) права на транзит через финскую территорию к Ханко, заявляет о желании получить обратно никелевые рудники Петсамо и указывает, кого нельзя избирать президентом после отставки Каллио. Кроме того, СССР запрещает Финляндии оборонительный союз со Швецией. Кажется, что оккупация Финляндии - вопрос только времени.

          "Было ужасно наблюдать так близко драматические события в Прибалтике. Можно сказать, что если войска Германии на полях сражений побеждают с быстротой молнии, то и театрально обставленные сталинские трагедии государственных переворотов не отстают от них. Режиссура и эффективность их не оставляют никаких надежд..." - пишет Маннергейм 27 июля 1040 года.(17)

         Уже совершенно ясно, что участия в конфликте между Германией и СССР избежать невозможно и что сближение с Германией - единственная возможность сохранить суверенитет. Несмотря на свои политические и личные симпатии и антипатии, Маннергейм теперь действует согласно обстоятельствам - на этот раз при полном взаимопонимании с правительством.

         Летом 1940 года Германия просит разрешить транзитные перевозки своих войск с севера Норвегии через Финляндию в обмен на поставки оружия. Фельдмаршал был не просто в курсе дела - переговоры первоначально велись именно через него. Но окончательное решение принимал и подписывал договор Ристо Рюти, бывший тогда премьер-министром. (После войны, находясь под следствием во время процесса  над виновниками войны, Рюти безуспешно пытался разделить ответственность за это с Маннергеймом, которому суд не грозил.)

         После этого контакты с Германией становятся все активнее. Гитлер заинтересовался продукцией никелевых рудников в Петсамо, необходимой для военной промышленности, и уже не собирался отдавать Финляндию русским, а, наоборот, включал ее в свои расчеты в войне с СССР. Немцам соучастие  Финляндии в войне с СССР было важно еще и потому, что они хотели придать действиям Германии вид крестового похода против коммунизма. Финны же, которые только что отчаянно и столь успешно сопротивлялись агрессии Советского Союза, завоевали сочувствие во всем мире. Гитлер обещал им вернуть не только отторгнутые после Зимней войны территории, но и Восточную Карелию. И уже в январе финские и немецкие военные приступают к составлению совместных планов операций в этом регионе.

          Тем не менее о плане "Барбаросса", хотя он и касался Финляндии, финской стороне официально сообщили только 25 мая 1941 года. Затем последовала переброска немецких войск из Норвегии в Северную Финляндию. Мобилизация в финской армии началась 17 июня. Знал ли Маннергейм заранее о готовящемся нападении на СССР? Скорее всего - знал. В мемуарах он ни словом об этом не упоминает, но зато подчеркивает многократно, что ни каким договором о союзничестве Финляндия себя не связывала. Впоследствии это дает основания утверждать, что страна была втянута в войну с Германией:

         "Рано утром 22 июня 1941 года немцы перешли советскую границу, и в 6.00 по радио транслировали известное заявление Гитлера, где, в числе прочего, было сказано, что немецкие и финские войска на берегах Северного Ледовитого океана плечом к плечу защищают финскую землю. Поскольку Финляндия не обязывалась вступать в войну вместе с немцами, и это обстоятельство нами много раз категорически подчеркивалось, у Гитлера не было ни какого права на подобное одностороннее заявление".(18)

         Германская авиация в первый же день нанесла удары по СССР с территории Финляндии, которая вступила в "войну-продолжение"(19) только 25 июня - после того, как советские самолеты бомбили города в южной и средней части страны. Финны все время подчеркивали, что они ведут оборонительную, отдельную от Германии войну.

         Ставка главнокомандующего опять - уже второй раз  - переводится в Миккели.

         На северо-востоке наступления финских войск началось 10 июля. К 22 июля они перешли старую границу за Ладогой, но не остановились на ней, а продолжали продвигаться: в сентябре вышли к Свири, 1 октября к Петрозаводску, а в декабре - к Медвежьегорску. В приказе по армии, предварявшем наступление, говорилось: "...Во время освободительной войны 1918 года я обещал финским и беломорским карелам, что не вложу меч в ножны прежде, чем Финляндия и Восточная Карелия станут свободными... Двадцать три года Беломорская Карелия и Олонец ждали выполнения этого обещания... Свобода Карелии и великая Финляндия мерцают перед нами... Солдаты! Ваши победы освободят Карелию, ваши деяния создадут Финляндии великое, счастливое будущее".

         Эти строки должны были оправдать в глазах солдат оккупацию: большинство финнов считало, что цель войны - лишь установление справедливости, то есть возвращение стране прежних границ. Кажется странным, что такой дальновидный политик, как Маннергейм, позволил себе столь не осторожное заявление. Видимо, в этот момент победа Германии над СССР  представлялась ему реальной. Захват восточной Карелии аргументировался тем, что новая граница будет менее протяженной и обеспечит безопасность Финляндии (существует также мнение, что Маннергейм предвидел поражение Германии и Финляндии и хотел занять как можно больше территории - чтобы было, что отдавать обратно).

         Последствия были неожиданными и неприятными: СССР потребовал от стран антигитлеровской коалиции объявления войны Финляндии. Англия и сделала это - в декабре 1941 года; правда, военных действий так и не  последовало.

         Перед тем 1 декабря, Маннергейм получил личное послание от Черчилля, своего давнего знакомого: финны уже достаточно продвинулись, чтобы обеспечить свою безопасность на время войны между Германией и СССР, и если фельдмаршал отдаст приказ о прекращении военных операций на Карельском фронте и выведет страну из войны, то Финляндия избежит конфликта с Англией. В противном случае через несколько дней - "к сожалению", прибавлял Черчилль, - Англия будет вынуждена объявить войну Финляндии. Он выражал уверенность в том, что Германия будет побеждена и предостерегал: Финляндия (читай Маннергейм?) может оказаться на одной скамье с нацистами.

         На Карельском перешейке, вопреки ожиданиям и намерениям немецкого командования, финская армия остановилась на старой границе. Несмотря на угрозы Германии прекратить поставки зерна и оружия, Маннергейм отказался продолжать наступление и идти к Ленинграду. Позднее распространилось романтическое предположение, что он не хотел участвовать в осаде и разрушении города, который он любил, где провел молодость и прожил четверть века... Может быть, сантименты и были свойственны старому маршалу, но он был прежде всего солдат и политик:

         "...Причины того, что я возражал против участия наших войск в нападении на Питер, были политические - которые, по моим представлениям, были весомее военных обстоятельств. Постоянным обоснованием стремления русских нарушить территорию Финляндии была якобы угрозой для второй столицы Советского Союза. Для нас было самым разумным не давать в руки врага оружия в спорном вопросе, который даже окончание войны не сняло бы с повестки дня".(20)

        Уже с середины августа Маннергейм заметил, что "молниеносной войны" у немцев не получилось. На письмо генерал-фельдмаршала Кейтеля, требовавшего от финнов отбить Ханко и, главное, продолжать наступление на Карельском перешейке, он со своей обычной подчеркнутой вежливостью отвечал, что целью финской стороны является только возврат старых границ и что для дальнейшего продвижения в глубь России ему нужно испрашивать разрешения правительства, и это навряд ли удастся (что, конечно, было отговоркой). "от Финляндии требуют слишком многого. Мобилизовано 500 000 человек, и потери уже превысили те, что были в Зимней войне", -написал он.

         Осенью 1941 года Маннергейм сам предложил немецкому командованию план - финская Карельская армия перережет Мурманскую железнодорожную магистраль в районе Белого моря, у станции Сорока. Этот участок связывал Мурманск с центральными областями России, и по этой важной артерии шла помощь стран-союзниц в СССР. Но когда к концу года Кейтель пожелал привести план в исполнение, он сослался на то, что ресурсов у финнов недостаточно , и только после того, как немцы захватят Ленинград, можно будет высвободить войска, стоящие на Карельском перешейке. Всю зиму немцам обещали, что операция "Сорока" состоится, но финский главнокомандующий выдвигал различные условия, затягивающие дело, и явно выжидал. Весной 1942-го года он уже понимал, что ситуация на Восточном фронте изменилась, и, предвидя, что Соединенные Штаты объявят Финляндии войну, если захват мурманской трассы состоится, решил приостановить военные действия. Политические цели опять оказались важнее стратегических.. Маннергейм придерживался старой, позиционной тактики ведения войны, и до 1944 года положение на финском фронте практически не менялось.

         С этого времени отношения с Германией стали портиться. Поскольку Финляндия целиком зависела от поставок оттуда оружия и продовольствия.

         В августе-сентябре 1942 года продвижение немецкой армии  на Кавказе остановилось. Тогда же стало очевидным, что быстро взять Ленинград не удастся. В октябре фельдмаршал Манштейн, командовавший на ленинградском участке фронта, напрасно делал попытки попасть в Миккели, чтобы встретиться с Маннергеймом, - тот занял выжидательную позицию и явно старался избегать участи финских войск в операциях немцев. Уже сама эта сдержанность изменила отношения стран-союзниц к Финляндии в лучшую сторону.

         Примерно в то же время советский дипломат Борис Ярцев в Стокгольме по неофициальным каналам дал знать финскому правительству, что СССР готов заключить мир на выгодных для Финляндии условиях, вернувшись к границам 1939 года. Финны оставили предложение без ответа. Известный своими симпатиями к Германии министр иностранных дел Виттинг даже не сообщил Маннергейму о предложении Москвы. Впрочем, Германия была еще слишком сильна, а Финляндия - слишком зависима от нее и политически, и экономически, чтобы решиться на сепаратные переговоры. Риббентроп в декабре 1942 года недвусмысленно дал понять финскому правительству, что война против СССР - битва с большевизмом, которая должна закончиться полным уничтожением одной из сторон, и Германия не допустит выхода Финляндии из этой битвы.

         В начале 1943-го, после разгрома немецкой армии под Сталинградом, ситуация круто меняется. В Финляндии это совпадает с политическим кризисом и новыми президентскими выборами. Рюти кажется многим недостаточно сильным руководителем государства, и взгляды все чаще обращаются к Маннергейму: он пользуется доверием и безоговорочным авторитетом в народе и, возможно, сумеет вывести страну из войны.. Все же прогерманская линия побеждает - социал-демократы, коалиционная партия и прогрессисты поддерживают кандидатуру Рюти. Маннергейм, предвидя разногласия, вообще отказался баллотироваться - он готов принять пост президента только при поддержке всех политических партий. Но, может быть, еще более важная причина - его хотят сохранить "политически незапятнанным", чтобы использовать в кризисной ситуации, если таковая наступит.

         Всю зиму и весну 1943 года маршал хворал. В апреле он заболел двухсторонней пневмонией и его самочувствие было так худо, что он готовился к смерти и собирался изменить завещание. Когда кризис миновал, его уговорили отдохнуть в Швейцарии. Маршал путешествовал инкогнито, в паспорте стояла фамилия его голландских предков - Мархейн. Под этим именем он и провел трехнедельный отпуск в Лугано.

         В мае, посвежевшим и энергичным, он возвратился в ставку. Начинается балансирование между поисками мира с СССР и странами-союзницами, с одной стороны, и попытками не обострять отношения с Германией, с другой. Дух единения финнов, непоколебимый во время Зимней войны и сразу после нее, дал трещину - возникла сильная политическая оппозиция, требовавшая выхода из войны. Поскольку дипломатических отношений с СССР не было, поиски контактов с Москвой ведутся при посредничестве США.

         В ноябре начинаются неофициальные секретные переговоры через посла СССР в Швеции, госпожу Коллонтай. Хотя в советских газетах и листовках говориться всю войну о том, что о мире с Финляндией не может быть и речи, пока "банда трех" - Рюти, Таннер и Маннергейм - управляет страной, в действительности Сталин готов заключить сепаратный мир, не требуя смены правительства и отставки Маннергейма. Правда, условия ужесточились (Коллонтай даже намекает на безоговорочную капитуляцию) - границы 1940 года останутся в силе. Финское правительство не желает с этим согласиться; к тому же Коллонтай не дает ясных и детальных сведений об условиях перемирия, и финны решаются отправить своих представителей в Москву. Это были старые и опытные политики, прекрасно владевшие русским языком, - Паасикиви и Энкель.

         Делегаты курсируют между Москвой и Хельсинки. Москва применяют ту же тактику, что и в конце Зимней войны, и все повышает требования: теперь придется отдать Петсамо, в течение месяца интернировать немецкие войска, базирующие в Лапладии, объявить немедленную демобилизацию в финской армии и - выплатить контрибуцию в 600 млн американских долларов. Переговоры закончились в апреле 1944 года безрезультатно: Маннергейм решил продолжать войну - в надежде выиграть время и более выгодные условия.

         Узнав о переговорах, Гитлер приказывает в очередной раз прекратить поставки военной техники и продовольствия. Это грозит Финляндии катастрофическими последствиями: именно в это время, 9 июня, сразу после высадки союзников в Нормандии, начинается массированное наступление советских войск на Карельском перешейке.

         Маннергейма задним числом упрекали в том, что он не сосредоточил на этом участке фронта достаточно войск, что его военный опыт к тому времени устарел и его пристрастие к позиционной войне ослабило боевую готовность солдат. И главное - не предусмотрел такого поворота событий, понадеявшись на то, что СССР сосредоточит теперь все силы на берлинском направлении. Все это так, но даже простая арифметика не оставляла финнам надежд: превосходство войск противника было почти двадцатикратным. В мемуарах Маннергейм анализирует причины внезапного удара: "...советское правительство решило проглотить Финляндию... Даже в том случае, если бы Финляндия сохранила самостоятельность, была опасность, что вся страна или, по крайней мере, значительная ее часть оказалась бы оккупирована..." (23)

       О том, как близка была катастрофа, свидетельствует обнаруженный в 1993 году в МИД России "Документ о безоговорочной капитуляции Финляндии", датированный 18 июня 1944 года. В этом документе говориться о полном подчинении страны советским оккупационным властям, о быстрой перестройке экономики Финляндии на обслуживание военных нужд СССР, полном разоружении финской армии и роспуске всех военизированных организаций с последующим интернированием их членов. Военных преступников предполагалось также вывести в СССР.

         Маннергейму не оставалось ничего другого, как просить Германию возобновить поставки вооружения. Перед тем он обращался за помощью к Швеции, но получил отказ.

           Ходатаем перед Гитлером стал генерал Дитль. Он убедил фюрера в необходимости поддержать Финляндию. В середине июня из Германии морем начали доставлять противотанковые снаряды и другое оружие. Дитль попытался также повлиять на ход событий, предложил Гитлеру перебросить немецкие войска, находящиеся в Лапландии, на Восточный фронт. "Вы храбрый солдат, но совершенно ничего не понимаете, в политике", - осадил его Гитлер. На следующий день Дитль погиб в авиакатастрофе. Маннергейм был искренне опечален его смертью.

        22 иня финское правительство посылает в Швецию, к А. Коллонтай, запрос об условиях мира. Чтобы сведения не попали в руки немцев, гонец заучивает их наизусть. Ответ Москвы - безоговорочная капитуляция Финляндии.

         23 июня в Хельсинки прибывает Риббентроп. В это же время приходят и долгожданные корабли с вооружением, без которого Финляндии не выстоять. Но теперь у него особая цена - Риббентроп требует подписания договора, который политически окончательно подчинит Финляндию Третьему рейху. Для того чтобы подобный договор вступил в силу на государственном уровне, он должен быть одобрен парламентом. Финляндия зажата в тиски - нужно во что бы то ни стало заключить мир с СССР, но для этого необходимо продержаться и не капитулировать, и, с другой стороны, - избежать карательных мер со стороны Германии.

         Президент вместе с главнокомандующим лихорадочно ищут выхода из, казалось бы, безвыходной ситуации. В конце концов, вместо официального договора Гитлер получает подписанное президентом Рюти письмо-обязательство; ни он, ни назначенное им правительство не будут без согласия Германии вести переговоры с СССР о сепаратном мире. Все это шито белыми нитками - ясно, что после отставки Рюти и смены правительства ничто не помешает новому руководству страны порвать отношения с Германией и искать мира с СССР. Рюти попросту приносит себя в жертву. По-видимому, его решение было не вполне добровольным:

         "...Излишне добавлять, как неприятно для меня было уговаривать президента на меру, из-за которой ему пришлось вскоре отказаться от своего места. Это было тем более тяжело, что меня прочили в приемники президента Рюти... Но я не мог действовать иначе. К его чести служит то, что он подписал обязательство, хотя был полностью осведомлен о последствиях... Удалось - хотя и с ножом у горла - создать основу для стабилизации положения и, таким образом для заключения мира".(24)

         Немецкая военная помощь имела немаловажное значение и психологически: это повлияло на боевой дух финской армии (кроме оружия и боеприпасов прибыло небольшое подкрепление живой силой: один дивизион и артиллерийская бригада). В июле, после взятия Выборга, наступление советских войск  окончательно остановилось.

         "Отсутствие оперативного воображения и гибкости, характерные для боевых действий русских в Зимней войне, были очевидны и сейчас", - пишет маршал об этих заключительных днях. Но - через несколько строк: "По сравнению с наступлением на Карельском перешейке атака в Восточной Карелии была проведена  значительно оперативнее. Как высадка десанта, так и взятие укреплений - военные достижения, заслуживающие признания".(25)

         На самом деле особого влияния на ход войны события на финляндском фронте уже не имели - советское командование начало переброску войск на германском направлении и не прочь было ускорить переговоры. Тактика Маннергейма оказалась верной - он выиграл время. о капитуляции речь больше не шла. И Сталин считал Маннергейма единственным достойным  доверия  политическим деятелем, с которым можно было на данном этапе вести переговоры о перемирии.

         В конце июля Маннергейм дает согласие принять президентские полномочия. Начинается  заключительный этап его служения родине: и военная, и политическая власть оказываются сосредоточенными в его руках. Случись это в 1919 году - каковы были бы пути Финляндии, как знать? Теперь он стар и в конец измотан непрерывным напряжением двух войн. Правда, держится молодцом: "Глядя на наш круг, замечаешь, как длительная война успела оставить на многих свои следы. Маршал - почти прежний, только спина немного согнута (иногда)..." -такую запись делает в те дни в дневнике один из генералов его ставки.

         24 августа президент-главнокомандующий приглашает в свой салон-вагон (он практически жил в поезде во время приездов в Хельсинки) членов недавно сформировавшего правительства. Нужно как можно скорее закончить войну.

         Формирование нового кабинета министров было неимоверно трудным - ни представителей мирной оппозиции, ни радикалов осторожный Маннергейм не хотел допустить в правительство. В то же время это должны были быть политики, не запятнавшие себя пронемецкими выступлениями. Премьер-министром президент назначил А.Хацкеля (бывший петербургский адвокат, сделавший в Финляндии дипломатическую карьеру, он в 20-е годы был послом в СССР), министром обороны стал генерал Р.Вальден, близкий к Маннергейму. Давний соратник маршала К.Энкель, получил портфель министра иностранных дел; В.Таннер стал министром финансов.

         Об условиях мирных переговоров запросили опять через Коллонтай. Ответ Сталина пришел через пять дней - советское правительство примет финскую делегацию только при условии, что Финляндия официально объявит о разрыве отношений с Германией и потребует вывода немецких войск со своей территории до 15 сентября.

        Было совершенно очевидно, что более 200 000 немецких военнослужащих, дислоцированных на севере Финляндии, невозможно эвакуировать в течении двух недель. Интернировать их, т.е. разоружить и отправить на территорию СССР, тоже было не реально. Таким образом, Финляндию косвенно вынуждали к новой войне - с Германией, что было во многих смыслах выгодно СССР. Наибольшие сомнения у Маннергейма вызывало необходимость перебросить силы с Карельского перешейка на север до заключения перемирия - действия советской стороны были, как всегда, непредсказуемыми.

         Он не мог и не хотел принимать решения один; более того - вызвал на совещание не только членов нового правительства, но и бывшего президента Рюти вместе с прежними премьер-министром (Э.Линкомиес) и министром иностранных дел (Г.Рамсей). Было ясно, что иного выхода нет, - почти единогласно решено было согласиться на условия Москвы. 2 сентября Маннергейм официально объявляет о разрыве отношений с Германией. Он пишет Гитлеру: "...Очевидно, наши пути в скором времени разойдутся. Но память о немецких братьях по оружию будет жить здесь... Считаю своим долгом вывести мой народ из войны. По собственному желанию я никогда бы не мог и не хотел повернуть оружие, которое было нам так щедро дано, против немцев..."(26)

         Ответа не последовало. 3 сентября главнокомандующий отдает приказ о переброски армейских соединений на север. Через четыре дня начинается эвакуация населения из Лапландии на юг страны и в Швецию. 

         Маннергейм сам предложил Сталину с 6 сентября начать отвод финских войск за границы 1940 года. И обещал, что финны самостоятельно проследят за эвакуацией (или интернированием) немецких частей. Больше всего опасались советской "помощи" - всему миру было известно, что за нею следовало. В ночь на 4 сентября Маннергейм получил известие, что Сталин принял его предложения. Соглашение о прекращении военных действий должно было вступить в силу наутро, и в 7.00 финны, в соответствии с договоренностью, прекратили огонь, Но советские войска продолжали воевать на некоторых участках еще сутки - до 5 сентября. Так и осталось загадкой - было ли это провокацией или недостатком информации.

         В большой группе делегатов, направлявшейся 7 сентября в Москву, были только доверенные Маннергейма. Он хотел держать нити переговоров в своих руках и не включил в состав мирного посольства ни представителей так называемой "мирной оппозиции", ни Паасикиви - любезного Москве бывшего посла Финляндии, опытного и осторожного политика. (Паасикиви не простит Маннергейму этого оскорбления. Вообще их отношения развивались не лучшим образом до самого конца правления Маннергейма.) Делегатов заставили ждать начала переговоров целую неделю; напряжение росло. Советская сторона предлагала уже не мирный договор, а перемирие.

         В конце концов условия оказались тяжелее, чем финны ожидали: оставалась в силе граница 1940 года, Петсамо отходил к СССР, контрибуцию в 300 миллионов долларов Финляндия должна была выплатить в течение шести лет ( хотя по сравнению с прежними требованиями сумма была уменьшена вдвое, формы выплаты были таковы, что она на деле оказалась прежней). Кроме того, финская армия в два с половиной месяца должна быть демобилизована, многие организации - такие, как шюцкор и "Лотта Свярд",(27)охарактеризованы как фашистские и антисоветские, - распущены.(28) Условия перемирия предписывали и возвращения в СССР всех его граждан.(29) Предстояло выявить и судить военных преступников (позже оказалось, что главным образом имелись в виду лица, виновные во вступление Финляндии в войну). Зам выполнением всех пунктов обязательств должна была наблюдать назначенная Москвой контрольная комиссия, возглавляемая А.Ждановым. В комиссию вошло несколько представителей Великобритании.

         Совершенно неожиданным ударом для финнов было требование представить СССР в аренду взамен Ханко мыс Порккала с окрестностями - всего в 17 км от Хельсинки. Тем самым русские получали возможность контролировать не только Финский залив, но столицу Финляндии. Глава финской делегации премьер-министр Хацкель, узнав об этом от Молотова всего за несколько часов до начала переговоров, не выдержал: инсульт. Его заменил министр иностранных дел Энкель. Договор о перемирии был подписан 19 сентября.

         28 сентября территорию Порккала передали советской стороне. В тот же день произошло первое вооруженное столкновение с немцами в Лапландии. Нужно сказать, что Маннергейм до последнего момента пытался уклониться от прямого выполнения этого пункта договора.

        Об этом (как и многом другом) Маннергейм в мемуарах умалчивает - что и не мудрено: писались они в 1948-50 гг., когда опасность советской оккупации еще не миновала. Здесь кроется и личная драма:  рыцарский маршал вынужден был нарушить свой кодекс чести и повернуть меч против тех, кого он недавно называл "собратьями по оружию". Маннергейм никогда и никому не рассказывал, что творилось в его душе в эти дни, но известно, что он написал завещание и отправил ценности и важные бумаги в Швецию. Всю осень он носил при себе быстродействующий яд..(30)

         Уже  15 сентября  финская армия обязана была начать боевые действия против немцев, На самом же деле - по негласной договоренности Маннергейма с генералом Рандуличем, сменившим покойного Дитля в Лапландии, - эта война в первые дни была маневрами, разыгранными по финско-немецкому сценарию: немцам хотели дать возможность благополучно уйти в Норвегию. Финны "гнались" за ними, занимая оставленные теми спаленные  населенные пункты (население было заблаговременно эвакуировано) и взорванные средства коммуникации. Выполнялось данное маршалом устное указание: "Идите на компромиссы и стремитесь сберечь как можно больше финской крови и имущества". Правда, сохранить имущество оказалось невозможно: пришлось согласить на тактику "выжженой земли", чтобы происходящее выглядело естественным и служило оправданием в глазах Москвы слишком медленного продвижения финнов. Но у СССР были, разумеется, осведомители в рядах финских военных. После 22 сентября, когда в Хельсинки прибыли первые члены контрольной комиссии, на севере сразу же появились советские военные наблюдатели, и дело приняло опасный оборот - двойная игра могла закончиться оккупацией Финляндии: "Покажите нам хотя бы одного интернированного немца", - бушевал в Москве Молотов.

         Маннергейму было уж не до спасения чести - нужно было спасать страну. Он отдает приказ начать настоящие военные действия. Поскольку демобилизация в финской армии уже началась, на лапландский фронт против немецких горных егерей бросили необстрелянных новобранцев. Война в Лапландии закончилась лишь в апреле 1945 года, в ней погибло более тысячи финских солдат, весь край был выжжен и разорен не на шутку обозленными немцами. Но в конце войны маршал уже не вмешивался в ход событий: в декабре 44-го он передал командование вооруженными силами своему ближайшему помощнику генералу Хайнриксу; сам же оставался главнокомандующим, в соответствии с конституцией, только формально - как президент.

         На этом, пожалуй, и закончилась активная деятельность Маннергейма - политика и военачальника. Он опять, как и прежде, выполнил свою миссию и готов был уйти: все дальнейшие события могли вызвать в нем только чувство горечи и бессилия, противостоять им он уже не мог. Дело всей его жизни - суверенитет Финляндии - на глазах рушилось. По крайней мере, так ему должно было казаться.

         Именно заботой об укреплении самостоятельности продиктован последний важный политический маневр Маннергейма, где он еще раз продемонстрировал свою способность превращать невыгодную ситуацию в выигрышную. В конце 1944 года контрольная комиссия потребовала, чтобы Финляндия сократила  свою береговую артиллерию, охранявшую западное побережье Финского залива. Маннергейм на сей раз не склонен был уступать - он обратился к Жданову с письмом, где указывал, что это означало бы разоружению Финляндии и что подобного пункта нет в соглашении о перемирии. В конце письма он заверял о готовности Финляндии принимать участие в совместной обороне северной части залива. Он предложил Жданову побеседовать лично. Тот посетил маршала 18 и 22 января. Результатом этих двух встреч бал собственноручно написанный Маннергеймом по-русски проект договора о военном и экономическом сотрудничестве на основе суверенитета и невмешательства во внутренние дела обеих сторон. Он лег позднее в основу заключенного в 1948 году между Финляндией и СССР Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Не следует забывать, что первый вариант договора был составлен именно Маннергеймом в начале 1945 года. как бы он не относился к "большевикам" лично, как президент и главнокомандующий он прекрасно осознавал необходимость добрососедских отношений с СССР. Договора тогда не заключили, но его тактический расчет оказался верен: береговую артиллерию удалось сохранить - это было и в интересах СССР.

         В ноябре 1944 года контрольная комиссия (ее состав со временем вырос до тысячи человек) провоцирует правительственный кризис.(31) правительство уходит в отставку. Премьер-министром - с благословения Москвы - становится Паасикиви.

         Они были очень разные - эти двое старых политиков: Маннергейм объявил Паасикиви в соглашательстве. Он был уверен в том, что, сохраняя известную твердость и достоинство, можно добиться у СССР большего, нежели проявляя покорность. Опыт такого поведения с немцами в свое время удался ему. Паасикиви, со своей стороны, негодовал: Маннергейм принимает только те решения, которые не угрожают его популярности в народе, и вообще уклоняется от совместной работы, ни чем не желая помочь премьер-министру. К тому же Маннергейм все время болел и много отсутствовал. Паасикиви приходилось выполнять и его обязанности и одному принимать эти непопулярные решения.

         Но недаром  девизом Паасикиви была макиавеллиевская фраза: "Начало мудрости - в признании фактов". Политикой уступок и лавирования между Востоком и Западом он, как известно, вывел страну из кризиса. Его приемник и последователь, Урхо Калева Кекконен, был вплоть до 1943 года убежденным противником СССР, но после победы Советской Армии под Сталинградом быстро перестроился. Став в 1956 году президентом и лучшим другом Советского Союза, он продолжил эту линию, получившую название "Линия Паасикиви-Кекконена". Можно сказать, что именно этот путь привел Финляндия к процветанию, но хотя формально независимость была спасена, все же до середины 80-х годов страна жила с оглядкой на восточного соседа.      

             Паасикиви формирует новый кабинет министров явно под влиянием Жданова: туда входят и коммунисты. Против назначения одного из них, Ю.Лейно (зятя Куусинена), Маннергейм особенно возражал, но Паасикиви не внял его протестам. Весной 1945 года Лейно станет министром внутренних дал и возглавит "охоту за ведьмами". Именно он вел расследование по делу о тайниках оружия и организовал по требованию советских властей аресты и высылку в советские лагеря бывших граждан СССР и финских граждан русского происхождения, родившихся в Финляндии. Последнее особенно потрясло Маннергейма - это шло вразрез с финляндскими правовыми нормами. Во время войны он вмешался в аналогичную ситуацию и предотвратил высылку из Финляндии большой группы немецких евреев в Германию. Сейчас, даже будучи президентом, он ни чего не мог сделать. Он хотел было немедленно выйти в отставку, но понимал, что его авторитет все же создает какой-то противовес крайне левым силам. Кроме того, он не рисковал уйти, пока не закончился судебный процесс над виновниками войны.

        Суд над финскими виновниками войны начался в Хельсинки 15 ноября 1945 года - на следующий день после начала Нюрнбергского процесса. Поскольку в соответствии с законами Финляндии бывших политических руководителей нельзя было привлечь к суду за отсутствием состава преступления, парламенту пришлось принять специальный закон по этому поводу. Паасикиви боялся, что в противном случае обвиняемых политиков вывезут в СССР, чтобы судить там. Во многом этот процесс был и сведением внутриполитических счетов. Маннергейма к судебной ответственности не привлекли, но ему пришлось все же подвергнуться допросу - проведенному, впрочем, в частном порядке у маршала дома 22 октября 1945 года. Маршал ответил на 25 вопросов, и его адъютант записал эту беседу.

         Приговор обнародовали 21 февраля 1946 года Р.Рюти Ю.Рангелл -президент и премьер-министр 1941 года - были осуждены на 10 лет тюремного заключения, и еще шесть деятелей - на меньшие сроки. Весь судебный процесс находился в противоречии с законами страны и правовым сознанием финнов - большинство считало обвиняемых героями и жертвами. Все они были освобождены в соответствии с финским законодательством после того, как отбыли половину срока, чего коммунисты не могли простить тогдашнему президенту Паасикиви.

         Как президент, Маннергейм пользовался неприкосновенностью, но это вряд ли бы имело значение, захоти Москва осудить и его. Существует мнение, что Сталин распорядился не трогать маршала из пиетета к его личности и заслугам.(32) Зная Сталина, трудно с этим согласиться - для него, скорее, было бы соблазнительно втоптать в грязь этот олицетворенный финский стяг. Но Маннергейм все еще был в глазах финнов (и всего мира) символом национальной сплоченности. Предать маршала суду - значило бы бросить на скамью подсудимых саму идею Независимой Финляндии. Сталину было хорошо известно, что в стране, несмотря на смену правительства, демобилизацию и роспуск военизированных организаций, сохраняется потенциальная возможность вооруженного сопротивления.

         О такой возможности свидетельствовали тайники оружия, созданные сразу же после заключения перемирия по инициативе молодых офицеров Генерального штаба. В случае оккупации страны советскими войсками они собирались начать партизанскую войну. Маннергейм был поставлен в известность об этом. Когда весной 1945-го по доносу - заговор раскрылся, было предано суду более 1500 человек. В том числе и ближайший сподвижник Маннергейма, генерал-лейтенант Айро. Маршал и не пытался помочь ему. Айро пробыл в тюрьме три года.

        Присутствие Маннергейма на посту президента в тот момент гарантировало стабильность в стране, и делать из него героя-мученика не входило в планы Москвы. Он теперь был безопасен для "большевиков" - лев постарел, и зубы его притупились.

         "Не могу такого подписать, Могу только поставить свое имя первым в списке" - такова была первая реакция маршала на представленный ему для утверждения список виновников войны. И еще одна реплика - по поводу ареста двух боевых генералов, обвинявшихся в военных преступлениях: "Мне, наверное, нужно пустить себе пулю в лоб - как я могу выдать их"

         Он не сделал ни того ни другого. Начинало сказываться напряжение военных лет: он был стар и болен. Его уже около года мучила экзема на руках и лице, осенью 45-го начались боли в желудке, и он боялся рака, унесшего жизнь его сестры Софи и двух братьев. Выяснилось, что это язва, и врачи советовали Маннергейму сменить обстановку и климат. В ноябре, незадолго до начала процесса над виновниками войны, он вознамерился ненадолго поехать в Португалию, но поездку чуть было не пришлось отменить - Жданов заявил, что без разрешения Москвы президент не может путешествовать. Через несколько часов разрешение все же было получено. Злые языки утверждали, что отдых в Португалии - предлог, и Маннергейм хочет покинуть страну навсегда, чтобы избежать скамьи подсудимых. Он вернулся в Хельсинки в начале января 1946 года. Боли продолжали его мучить, и вскоре он оказался в больнице Красного Креста. Правительство с Паасикиви во главе явно хотело его отставки. Паасикиви навестил его и спросил прямо, что тот думает делать  Паасикиви был явно раздражен упрямством  маршала, после встречи он говорил в кулуарах, что никакой язвы желудка у Маннергейма не может быть - у него на столике видели сигары и коньяк - и пребывание в больнице просто уловка, попытка уйти от ответственности. Маннергейм не ответил ни да, ни нет - он не желал покидать свой президентский пост под давлением правительства и прессы, развернувшей кампанию против него. Он не мог потерять лица. И  - не решался отказаться от статуса президента прежде, чем закончится судебный процесс, хотя еще раз получил гарантии своей неприкосновенности  - через ближайшего помощника Жданова генерал-лейтенанта Г.Савоненкова. Тот посетил маршала в больнице, чтобы подчеркнуть - дело против него возбуждено не будет.

         Маннергейм выписался из больницы через неделю с небольшим после вынесения приговора виновникам войны и вернулся к президентским обязанностям - на один день. 4 марта он подал в отставку. Паасикиви, который заступал на его место, в своей речи по радио подчеркнул заслуги  Маннергейма.

         Интенсивная работа над книгой продолжалась два года. Ему помогали верный генерал Е.Хейндрикс и полковник А.Паасонене, "серый кардинал" штаба, бывший шеф разведки и контрразведки, который пробыл помощником маршала до самой смерти. Кроме того, наняли секретаря-стенографистку. Мемуары писались по-шведски и тут же переводились на финский.

         К осени 1950 года работа была в основном закончена. Самочувствие Маннергейма всю весну и лето было неважным, но в сентябре он приехал в Финляндию, чтобы обсудить с издателями детали публикации. Была и еще одна причина поездки - его волновало, не вызовет ли появление  его мемуаров конфликта с СССР, и он хотел выслушать  мнение Паасикиви и предоставить тому решать судьбу книги. Паасикиви считал, что вряд ли она будет иметь политический резонанс, к тому же ответственность за написанное несут автор и издатели, а не финское правительство.

         Кого "Воспоминания маршала" привели в негодование, так это самого Паасикиви (автора к тому времени уже не было в живых). Он не дает спуску Маннергейму в своих дневниках: "Прочел первую часть воспоминаний  Маннергейма. Осталось неприятное впечатление. Желает показать, как он был всегда прав... Распускает свой хвост..." В день смерти маршала Паасикиви записал: "Маннергейм умер прошлой ночью в Лозанне. На многих домах приспущены флаги. Рефлексия: этот праздник разбудит народ .Тем он и хорош"(33)

         Прожив в Киркнесе полтора месяца, маршал тяжело заболел - очевидно, простудившись, и 25 октября вылетел в Стокгольм, где Нанна Шварц в очередной раз поставила его на ноги. Он проводит свое последнее Рождество в Лозанне с Гертруд Арко. В начале января он вернулся в Вель-Мон и продолжил работу над мемуарами, но через две недели появились симптомы нового заболевания. Его решили оперировать и перевезли в Лозанну. Перед отъездом он, улыбаясь, сказал врачу: "Я участвовал за свою жизнь во многих сражениях, но думаю, что эту схватку я проиграю - эту, последнюю".

         Он действительно проиграл ее: через четыре дня после операции, 28 января 1950 года, маршал Финляндии Карл Густав Маннергейм скончался в лозаннской больнице. Ровно тридцать три два года назад в этот день он возглавил Белую армию. Он трижды отстаивал - и отстоял -независимость Финляндии. Он стал легендой при жизни; его знали во всем мире.

         В день его смерти Паасикиви в соей речи по радио воздал должное заслугам маршала: "...Ушел один из величайших людей, одна из блистательнейших фигур финской истории. Здесь невозможно перечислять все, что сделал Густав Маннергейм для своего отечества. Это и не нужно: финский народ это чувствует и знает..."

         Два генерала, оба кавалеры ордена Маннергейма, прилетели в  Швейцарию, чтобы сопровождать гроб с телом маршала на родину. Он не оставил распоряжения по поводу места захоронения, и решено было похоронить его 4 февраля со всеми военными почестями на хельсинском кладбище Хиетаниеми,  рядом с могилами солдат, павших за независимость Финляндии. Организацию церемонии возложили на министерство обороны.

         Между тем правительство было озабочено - похороны могли вылиться во всенародную демонстрацию и могло привести к осложнениям с СССР.

         Вопрос поставили на голосование: в наши дни трудно в это поверить, но решено было воздержаться от участия членов правительства в похоронной церемонии. Впрочем, двое хотели все-таки непременно почтить память маршала - премьер-министр Кекконен и министр иностранных дел Гарц, Паасикиви тоже присутствовал на похоронах.

         Несмотря на февральскую стужу, не мене ста тысяч сограждан провожали маршала в последний путь. В городе царила глубокая тишина.

         "...Даже после смерти Маннергейм служил стране, потому что в связи с его смертью помыслы народов Финляндии направятся на патриотические дела, а в этом мы нуждаемся. И его могила на кладбище Хиетаниеми станет местом паломничества и будет всегда напоминать нашему народу о героическом времени и влиять на поддержание патриотического духа", - записал Паасикиви в дневнике.

         Дальновидный Пааасикиви не ошибся - на могилу маршала Финляндии по-прежнему возлагают цветы, в последние годы  - даже россияне.

         Теперь, когда со дня смерти его прошло более пятидесяти лет, можно сказать, что миф о Маннергейме выдержал испытания временем. Фигура этого полководца и политического деятеля, принесшего с собою из ХIX века свой кодекс чести и аристократизм, переросла масштабы маленькой северной страны - он был одним из выдающихся людей нашего столетия.